Стеклянные книги пожирателей снов - Страница 39

Выйдя из «Ратон марин», он остановился и постарался как можно объективнее оценить свое одеяние. Выглядел он никудышно, и ему нужно было побыстрее добраться до дома, чтобы переодеться. В «Замок» всяких там с улицы не пускали, и если в его планы входило поговорить с управляющей, выглядеть он должен наилучшим образом. Он чертыхнулся — задержка была совсем некстати — и быстро пошел по темной улице. Теперь больше людей, чем прежде, кивали, приветствуя его, или просто делали вид, что его не существует, что было обычно для этой части города. Чань добрался до своей двери, вытащил ключ из кармана, но, когда попытался вставить его в скважину, обнаружил, что замок сдвинут со своего места. Он встал на колени и принялся разглядывать его. Дерево у дверной ручки было расщеплено сильным ударом. Он легонько толкнул дверь, и она распахнулась с обычным скрипом.

Чань осмотрел пустую, плохо освещенную лестницу. В здании царила тишина. Он постучал в дверь хозяйки своей тростью. Миссис Шнайдер была большой любительницей джина, хотя в такое время обычно еще не допивалась до бесчувствия. Он подергал за ручку — дверь была заперта. Он постучал еще раз, выругал — в который уже раз — женщину и повернулся к лестнице. Шел он быстро, беззвучно, держа перед собой наготове свою трость. Его комната находилась наверху, и у него вошло в привычку, проходя по каждой лестничной площадке, бросать взгляд в коридор. Сегодня все двери были закрыты, а обитатели дома за ними помалкивали. Может быть, замок был сломан одним из жильцов, у которого застрял ключ в скважине? Такое не исключалось, но природная подозрительность Чаня не успокоилась, пока он не добрался до площадки шестого этажа… и увидел, что его дверь распахнута.

Быстрым движением Чань вытащил рукоятку из своей трости, обнажив длинный обоюдоострый кинжал, а трость перехватил другой рукой — он в любую минуту мог воспользоваться этой полированной дубовой палкой как дубинкой или для отражения нападения. Вооруженный таким образом, он притаился в тени и прислушался. Он слышал только звуки города — слабые, хотя и хорошо узнаваемые. Окна у него были открыты, а это означало, что кто-то через них ушел на крышу — может, спасаясь бегством, а может, чтобы все тут разузнать. Он ждал, не сводя глаз с двери. Тот, кто находился внутри, наверняка слышал, как он поднимался по лестнице, и теперь ждал, когда он войдет… и, вероятно, пребывал в таком же ожидании, как и он. Чань напрягся в полуприседе. Он беззвучно набрал в легкие воздуха, желая расслабиться, и в этот момент отчетливо услышал шуршание в темной комнате. Вскоре звук повторился. Потом — трепет крыльев. Это наверняка голубь пробрался в комнату через открытое окно. Чань раздраженно выпрямился и шагнул к двери.

Войдя в своих очках в темную комнату, Чань не то чтобы полностью ослеп, но погрузился в полный мрак, и, возможно, это обострило другие его чувства, потому что, когда его нога шагнула за порог, он ощутил движение слева и инстинктивно (благодаря впитавшемуся ему в кровь знанию комнаты) метнулся вправо в пространство между высоким шкафом и стеной, выставив перед собой на всю длину трость. В свете лунного света из окна он уловил блеск сабельного клинка — удар из-за двери предназначался ему. Он увернулся от удара и уже на излете погасил его тростью. В то же мгновение Чань ринулся прямо на нападавшего, отводя тростью клинок противника, который в тесноте неловко замахнулся и безуспешно попытался нанести удар еще раз. Чань резко выбросил вперед правую руку с кинжалом.

Человек вскрикнул от боли, а Чань почувствовал, что нож вонзился во что-то плотное, мясистое, хотя в темноте он и не мог сказать, куда пришелся удар. Человек боролся со своим длинным клинком, пытаясь зацепить Чаня острием или кромкой, но тот ухватил противника за руку, держащую оружие, а правой нанес еще три коротких — словно игла швейной машинки — удара, проворачивая кинжал. После третьего удара Чань почувствовал, как сопротивление руки с клинком ослабело, отпустил ее и шагнул назад. Человек испустил вздох и рухнул на пол, а потом забился в судорогах. Лучше было бы, конечно, задать ему несколько вопросов, но теперь думать об этом было поздно.

Если дело доходило до драки, то тут Чань был реалистом. Хотя опыт и мастерство увеличивали его шансы выйти победителем, он прекрасно понимал, что до ошибки слишком близко, а результат зависит не столько от везения, сколько от собранности и воли. На этих коротких дистанциях критическую роль играла твердая, даже беспощадная решимость, а любая неуверенность была чревата гибелью. Кто угодно может убить кого угодно другого независимо от обстоятельств, и всегда существует вероятность, что человек, никогда не державший в руках сабли, нанесет ею такой удар, какого не ждет самый опытный и прожженный дуэлянт. Чань в своей жизни получал и раздавал немало ударов и не заблуждался на свой счет: не всегда и не против каждого противника сможет защитить его опыт. В данном конкретном случае ему повезло, что желание убрать его без лишнего шума заставило врага выбрать — вместо револьвера — оружие, которое никак не подходило для убийства в такой тесноте. Не закончив дела первым ударом, он дал возможность Чаню нанести ответный, но, промедли Чань, уйди он дальше в комнату или попытайся выскочить назад на лестницу, второй удар сабли рассек бы его, как травинку.

* * *

Чань зажег лампу, обнаружил голубя и (чувствуя себя оскорбленным до глубины души, когда ему пришлось перешагнуть через мертвое тело) выгнал птицу через открытое окно на крышу. Беспорядок в комнате не был чрезмерным — ее тщательно обыскали, но без намерения уничтожить что-либо, а поскольку вещей у него было немного, вернуть все на свои места не составляло труда. Он подошел ко все еще открытой двери, прислушался. С лестницы не доносилось ни звука, а это означало, что либо никто не слышал происходившей в его комнате борьбы, либо он и в самом деле был один в здании. Он закрыл дверь — замок был сломан, как и на входной двери, — и забаррикадировал ее стулом. Только после этого он встал на колени, вытер кинжал об одежду убитого и засунул его назад в свою трость. Он осмотрел трость по всей ее длине — удар сабли пришелся по трости плашмя, а потому никаких трещин на дереве не образовалось. Он поставил трость к стене и посмотрел на распростертое на полу тело.