Стеклянные книги пожирателей снов - Страница 41

Вход в дом терпимости имел респектабельный и строгий вид, а само здание было встроено в квартал одинаковых холодных сооружений серого камня с куполообразными крышами. Дверь была выкрашена в зеленую краску и ярко освещена, а подойти к ней с улицы можно было через чугунные ворота мимо будки, в которой неизменно торчал охранник. Чань встал так, чтобы его было хорошо видно, и дождался, когда откроется калитка, потом прошел к двери, где другой охранник впустил его уже непосредственно в дом. Внутри было тепло и светло, играла музыка, вдалеке слышался благопристойный смех. Чтобы взять у него пальто, вышла привлекательная молодая женщина. Он отказался, но отдал ей свою трость и монетку за беспокойство, после чего направился к концу коридора, где за высокой конторкой восседал худой человек в белом пиджаке, судорожно что-то записывая в тетради. Он посмотрел на Чаня с выражением, которое можно было бы назвать легким недоумением.

— Ага? — сказал он, словно этим выдохом передавая самые разные свои чувства относительно личности Чаня, которые он в силу своего воспитания желал придержать при себе.

— Мадам Крафт у себя?

— Не уверен, что она сейчас свободна… вернее, уверен, что не свободна…

— У меня важное дело, — сказал Чань, отвечая бесстрастным взглядом на внимательный взгляд человека за конторкой. — Я заплачу за ее время ту плату, которую она назовет. Меня зовут Чань.

Человек прищурился, еще раз осмотрел Чаня, потом кивнул, с сомнением шмыгнув носом. Он чиркнул что-то на обрывке зеленой бумажки, вложил ее в кожаную тубу, которую засунул в медный раструб, торчащий из стены. Раздалось резкое шипение, и записка мгновенно исчезла из вида. Человек снова повернулся к своей конторке и продолжил делать свои записи. Прошло несколько минут. Человек вел себя так, будто Чаня тут и не было. С неожиданным хлопком новая кожаная туба появилась из другого раструба и выпала в медную подставку внизу. Человек взял тубу и извлек из нее клочок синей бумаги. Он посмотрел на Чаня пустым взглядом, за которым все же проступало презрение.

— Сюда.

* * *

Человек повел Чаня изысканным залом, потом длинным, тускло освещенным коридором; плотная вязь рисунка на обоях создавала ощущение пространства более узкого, чем оно было на самом деле. В конце коридора находилась обитая металлическим листом дверь, в которую одетый в белое человек решительно стукнул четыре раза. В ответ открылась, а потом — когда их увидели — закрылась узкая смотровая щель. Они постояли еще немного, и дверь распахнулась. Проводник сделал Чаню жест рукой, приглашая его войти в обитую темными панелями комнату со столами, папками, гроссбухами и большими бросающимися в глаза счетами, привинченными к приставному столику. Дверь им открыл высокий черноволосый человек без пиджака, с лицом цвета полированного вишневого дерева, в кобуре под мышкой у него висел тяжелый револьвер. Он кивком указал на другую дверь по другую сторону кабинета. Чань направился туда, решил, что правила вежливости требуют, чтобы он постучал, и так и сделал. Мгновение спустя он услышал приглушенный голос, приглашающий его войти.

Эта комната представляла собой еще один кабинет с единственным широким столом, на котором лежала большая черная доска, разграфленная на множество столбиков; к доске были прикреплены деревянные полоски с просверленными в них отверстиями, и таким образом в столбики можно было вставлять цветные шпеньки — они торчали в каждом ряду, и все это выглядело как огромная решетка. Чань видел ее и прежде и знал, что она соответствует комнатам дома, отражает, кто из дам (молодых людей) занят и на какое время, он знал, что доска каждый вечер разграфляется заново. За доской с мелом в одной руке и влажной тряпкой в другой стояла Маделейн Крафт — управляющая (а некоторые говорили, что и владелица) «Старого замка». Женщина неопределенного возраста с хорошей фигурой, облаченная в простое платье синего китайского шелка, который выгодно оттенял ее золотистую кожу. Она была не столько красива, сколько привлекательна. Чань слышал, что она приехала из Египта, а может, из Индии и благодаря осмотрительности, уму и беззастенчивой алчности сделала карьеру от скромной горничной до своего нынешнего положения. Она, без всякого сомнения, была гораздо более влиятельным человеком, чем он: высокопоставленные персоны изо всех уголков страны были обязаны ей — ее молчанию и услугам, — а потому при необходимости были в ее распоряжении. Она оторвалась от своей работы и кивком указала ему на стул. Он сел. Она положила мел и губку, вытерла пальцы о платье и прихлебнула чая из фарфоровой чашки, стоявшей на краю стола. Сама она не стала садиться.

— Вы пришли спросить об Изобеле Гастингс?

— Да.

Маделейн Крафт, услышав его ответ, ничего не сказала, и он воспринял это как приглашение продолжать.

— Меня просили найти некую даму, возвращавшуюся с ночной работы. Она была вся в крови.

— Откуда она возвращалась?

— Мне не сообщили… лишь высказали соображение, что следов крови на ней было столько, что она должна была обратить на себя внимание.

— От кого она возвращалась?

— Мне не сообщили, только высказали уверенность, что кровь на ней… была не ее собственная.

Она задумчиво помолчала несколько мгновений. Чань понял: она думает не о том, что сказать, а взвешивает — сказать или нет то, о чем она думает.

— В газетах сообщается об исчезновении одного человека, — медленно сказала она.

Чань с отсутствующим видом кивнул.