Стеклянные книги пожирателей снов - Страница 71

— А что с этим? — Он кивнул в сторону Свенсона. — Тут только два гроба.

— А что вы предлагаете? — спросил Ксонк.

— Отправить людей назад в кузницу, принести цепей и обмотать его хорошенько.

Ксонк кивнул и повернулся к людям графа, которые доставили к реке тело.

— Вы слышали. Тащите цепи — быстро.

К облегчению Свенсона, они, прежде чем развернуть тележку и поспешить назад по дорожке, вышвырнули на землю его медицинский саквояж. Майор Блах вытащил пистолет из кобуры и, глядя на Свенсона, пролаял своим людям:

— Помогите с погрузкой. А за этим я присмотрю.

Ксонк с улыбкой показал на пистолет Блаха, а потом движением руки на берег рядом с ними.

— Вы обратили внимание, какое сегодня тихое утро, доктор Свенсон? И, как человек разумный, вы прекрасно понимаете, что пистолет майора может нарушить эту тишину и привлечь ненужное внимание к нашим действиям. Разумный человек может прийти к выводу, что и его крик может произвести такое же действие, но я должен вас предупредить — если этот крик раздастся, то сохранение тишины уже не будет иметь особого смысла… Иными словами, если вы попытаетесь кричать, то вас пристрелят без малейших колебаний.

— Вы так добры. Спасибо, что объяснили, — пробормотал Свенсон.

— Я считаю, что доброта ничего не стоит, — улыбнулся Ксонк.

* * *

Солдаты подошли к гробу, но один из них оглянулся на доктора с любопытством, если не сомнением. Свенсон смотрел, как затаскивают гроб на баркас. Когда они установили гроб точно посредине (двое из них стояли по колено в воде по сторонам, третий на баркасе, четвертый подталкивал груз сзади), доктор обратился к майору Блаху:

— А скажите мне, майор, герр Флаусс такой же предатель, как вы, или он просто идиот?

Блах взвел револьвер. Ксонк громко вздохнул и положил ладонь на руку майора.

— Послушайте, доктор, прекратите ваши оскорбления.

— Если меня убьют, я, по крайней мере, хотел бы знать, оставляю ли я моего принца в руках двух предателей или только одного.

— Но в настоящее время он не в наших руках.

— А в чьих?

Солдаты неосторожно сдвинули гроб на одну сторону, и все суденышко опасно накренилось. Один из солдат прыгнул на баркас, чтобы своим весом выровнять его, а три других тем временем вернули гроб на прежнее место. Люди графа вошли на баркас, один встал сзади у весла, другие изготовились с короткими веслами по бортам.

— Зачем все эти хлопоты? — спросил Свенсон. — Зачем понадобилось тащить полковника сюда, если можно было утопить его в канале вблизи Даршморта?

Ксонк метнул взгляд на майора.

— Можете называть это немецкой методичностью, — сказал он.

— Граф обследовал его тело, — сказал Свенсон, которого вдруг осенило. — В своей оранжерее.

Они чего-то не знали… или хотели скрыть что-то… скрыть от кого-то в Харшморте? Скрыть от Вандаариффа? Разве они не были союзниками?

— Мы должны его убить, — прорычал Блах.

— Только не стреляйте, — сказал Ксонк, кивая на пистолет Блаха.

Свенсон понимал, что должен начать действовать до того, как остальные вернутся с тачкой, пока число его врагов меньше. Он указал на свой докторский саквояж.

— Мистер Ксонк, тут мой саквояж. Я знаю, что должен умереть и что вы не хотите стрелять, чтобы не наделать шума. А это оставляет некоторое количество довольно-таки неприятных вариантов, и все они медленные и болезненные. Если позволите, я легко могу приготовить инъекцию для себя. Так я всем нам окажу услугу.

— Что, страшно? — язвительно сказал майор Блах.

— Да, готов это признать, — ответил Свенсон. — Я — трус. И если я должен умереть — а похоже, мне и в самом деле придется умереть за доверчивого принца, которого вы обманули и похитили, — то я бы предпочел умереть без мучений.

Ксонк внимательно посмотрел на него, потом сказал одному из солдат:

— Дай-ка мне этот саквояж.

Ближайший из солдат повиновался. Ксонк открыл саквояж, обследовал его содержимое, смерил Свенсона внимательным, скептическим взглядом, потом защелкнул саквояж и швырнул его назад солдату.

— Только чтобы без всяких иголок, — сказал он Свенсону, — и никаких попыток швыряться кислотой или чем еще, что у вас там есть. Вы выпьете ваш яд и сделаете это без шума. А если попытаетесь что-нибудь предпринять, то я просто вставлю вам кляп в рот, и пусть майор делает с вами что его душе угодно, и, я вас уверяю, никто не заметит никакой разницы.

Он кивнул солдату, тот машинально щелкнул каблуками и подал саквояж Свенсону.

— Я вам очень признателен, — сказал Свенсон, открывая сак вояж.

— Поспешите, — ответил Ксонк.

* * *

Мысли Свенсона метались. Он сказал все, что смог придумать, чтобы пробудить в солдатах верность долгу, выставить Блаха как предателя, — из этого ничего не получилось. На мгновение он подумал о своем собственном долге — как далеко он зашел, в какие отчаянные предприятия, вовсе не отвечающие его нраву, пустился. И все ради чего? Он знал, что не ради принца — постоянного источника трудностей и разочарований. И не ради его отца — человека легкомысленного и одержимого гордыней. Может, ради фон Хурна? Может, ради Корины? Может, потому, что он, потеряв Корину, должен посвятить чему-то свою жизнь, оставаться преданным, несмотря ни на что? Свенсон смотрел в свой саквояж; руки у него дрожали, но скрывать это не было нужды. Факт оставался фактом — уход с помощью яда был куда как лучше отчаянной и неудачной попытки побега, а на неудачу он был обречен. Он не испытывал ни малейших иллюзий на счет Блаха — этот даст волю жестокости (особенно еще и для того, чтобы подавить все сомнения в умах своих солдат) и превратит Свенсона в сломленного, молящего о пощаде калеку. Яд был наилучшим выходом, и на мгновение его мятущийся ум смешался — перед ним возникли щемящие образы из его потерянного прошлого: высокие луга в цвету, кофе в осеннем кафе, ложа в парижской опере, девочка Корина, ферма ее дядюшки. Эти воспоминания переполнили его — нет, он не должен сдаваться так поспешно. Он сунул руку в саквояж, вытащил оттуда колбу, а потом намеренно выпустил ее из рук, и она разбилась о каменный пирс. Он умоляюще посмотрел на Ксонка.