Первая фигура размещались в хорошо обставленном интерьере (устланная ковром комната со стенами темного дерева и стеклянными лампами, изящными китайскими вещицами и мягкой мебелью). На диване сидела молодая женщина. Свенсон видел ее голые плечи, маленькие руки, красивые ноги, появившиеся из-под платья, ее изящные зеленые невысокие сапожки…
С этого момента карточка переносилась на какую-то каменистую площадку — вид с высоты в какую-то яму колотого серого камня (карьер?) под низким дождливым небом. Внезапно Свенсон оказался в яме, он почувствовал камни у себя под коленями, на которых стоял, разглядывая вкрапления цветного камня в породу — темного, неровного, синего. Рука — его рука, которая была молодой и сильной, темный рукав пальто, черная кожаная перчатка прикоснулась к синему вкраплению, погрузила в него палец, который выскреб комочек, словно это была податливая глина.
Следующее движение началось подъемом с колен в карьере, но, по мере того как поле его зрения увеличивалось, сцена вокруг менялась, и когда он поднялся совсем, то очутился в зимнем саду (среди яблоневых деревьев, как ему показалось), вокруг каждого ствола была обвязана охапка соломы. Он посмотрел влево и увидел высокую каменную стену и пожухлую живую изгородь, а за ними — остроконечную крышу и загородный дом.
Он повернулся еще левее и увидел Гаральда Граббе, который самодовольно ухмылялся, выглядывая из окна экипажа — оттуда был виден несущийся мимо лесок. Граббе повернулся к нему — к тому, кто это был, — и вполне отчетливо произнес «ваше решение» и снова повернулся к окну.
Теперь окно открылось в другую комнату, изгибающийся каменный коридор, заканчивающийся обитой металлом дверью. Дверь распахнулась — за ней была гулкая камера, наполненная грохотом работающих машин, над столом там склонялся крупный человек, из-за его широкой спины была почти не видна женщина, привязанная к столешнице… Свенсон внезапно узнал эту комнату — институт, откуда он увел принца.
Он оторвал взгляд от карточки. Там было что-то еще (в просветах, похожих на окна, залитые дождем), различимое очень нечетко. Сигарета его догорела. Он подумал, не закурить ли ему еще одну, но понял: ему нужно на что-то решиться. Он понятия не имел — гонятся ли все еще за ним? Если да, то рано или поздно они доберутся до кладбища. Ему следовало найти безопасное место. Или — пришел он к выводу — следует брать быка за рога. С какого момента принцу уже ничем нельзя было помочь? Свенсон не мог заставить замолчать голос своей совести. Он не мог вернуться в представительство, потому что не доверял Флауссу, и по-прежнему понятия не имел, где ему искать человека в красном или Изобелу Гастингс. Если в его планы не входит лишь спрятаться где-нибудь в безопасности, единственное, что ему оставалось (как бы глупо это ни выглядело), — попытаться еще раз поговорить с мадам ди Лакер-Сфорца. Прийти в «Сент-Ройял» при свете дня будет безопасно. В его револьвере оставались две пули — более чем достаточно, чтобы убедить ее поделиться сведениями, если ему удастся войти в отель.
Он опустил глаза и увидел, что так и не надел снятый сапог, — осторожно натянул его на все еще стреляющую болью лодыжку, встал, сделал несколько шагов. Теперь, когда прилив безумного страха спал, он острее чувствовал боль, но знал, что может идти. Все, что ему теперь требовалось, — это отдохнуть. Впрочем, он готов был променять отдых на доверительный разговор, а потом нашел бы какое-нибудь место, чтобы выспаться. Другой вопрос, который не давал ему покоя: может ли он вернуться в Макленбург? Свенсон тяжело вздохнул и похромал с кладбища, направляясь по узкой тропинке в сторону церкви. Солнце было скрыто за тучами, и он понятия не имел, где север, где юг. В конце тропинки он оглянулся, потом снова посмотрел на церковь с ее открытыми дверями, вошел и двинулся по проходу, кивнув двум-трем молящимся; он дошел до основания звонницы — где-то тут должна была быть лестница, — прошел мимо недоумевающего священника и, напустив на себя озабоченное докторское выражение, властным тоном бесцеремонно сказал:
— Добрый день, святой отец… Как подняться на вашу звонницу?
Когда священник показал ему на маленькую дверь, Свенсон мрачно кивнул и направился туда; он открыл дверь, ужасаясь тому количеству ступенек, которое ему нужно преодолеть с больной лодыжкой. Он резво поскакал со ступеньки на ступеньку, а когда оказался вне поля зрения священника, стал, щадя больную ногу, прыгать на здоровой, держась за перила. Преодолев около семидесяти трудных ступенек, он оказался перед узким окном, закрытым деревянной ставней. Распахнув ее и скинув при этом накопившийся голубиный помет и перья, он улыбнулся: сверху ему открывался вид на серебряную петлю реки, зелень Серкус-Гарден, белый каменный министерский квартал и открытое пространство площади Святой Изобелы. Среди всего этого он увидел «Сент-Ройял» с его черными и золотыми флажками на башенках на красной черепичной крыше.
Он спустился со всей скоростью, на какую был способен, кинул монетку в кружку для пожертвований и вышел на улицу. Идя по узким улочкам, проходам между домами, он старался держаться поближе к стенам; вскоре перед ним оказался складской квартал, кишевший людьми, которые нагружали тележки самыми разными ящиками. В центре квартала располагалась маленькая столовая, втиснутая между амбаром с зерном и складом тканей, набитым цветастыми тюками. Свенсон купил чашку горячего кофе и три свежие булочки. Он на ходу отрывал кусочки, заправляя их себе в рот, и медленно, чтобы не обжечься, потягивал кофе. Добравшись до торгового квартала около площади Святой Изобелы, он начал чувствовать, что человеческое достоинство возвращается к нему — настолько возвращается, что он даже стал стесняться своего исцарапанного лица и помятой шинели. Он пригладил волосы и отряхнул шинель — этого будет достаточно, решил он и уверенно зашагал вперед. Он представил себя майором Блахом — по меньшей мере, это было забавно.